В России семга — рекреационный ресурс и основа заполярного турбизнеса. В Норвегии ее добыча — часть традиционного прибрежного промысла коренного населения.
В норвежских сетях и на российских крючках рыба, в основном, одна и та же. В уловах соседей до 70 процентов доля лосося из рек баренцевоморского берега Кольского полуострова. Чтобы с уверенностью говорить об этом, ученым трех стран потребовалось три года и три миллиона евро. Их выделил Евросоюз по программе приграничного сотрудничества Коларктик.
Сначала специалисты отправились в море вместе с рыбаками. Отобрали около 20 тысяч проб. Провели генетический анализ. А потом сравнили ДНК семги, пойманной в норвежских фиордах и той, что нерестится в Скандинавии, на Кольском полуострове, в Поморье, Карелии, Печоре. С российской стороны над проектом работали ученые ПИНРО, рассказывает ГТРК "Мурман".
Инженер лаборатории биоресурсов внутренних водоемов ПИНРО Владимир Чернов рассказал: «На это ушло у нас почти три года. И пробы у меня - минимум 300 экземпляров за месяц. Это минимальное количество, которое я привозил. Ну а так, по 400-500. Плюс еще прилов брали для биологии».
Рыба любой реки имеет свой генетический код. В мощных речных системах, таких как Поной и Варзуга ученые выделяют даже несколько субпопуляций — свою для каждого крупного притока. Поэтому определив ДНК лосося, попавшегося в сети норвежских прибрежников, можно делать выводы о том, куда он шел на нерест.
Семга всегда возвращается в родную реку. Перепутать близкие Колу и Тулому рыба еще может, но отправиться на нерест вместо Кольского залива в Печенгскую губу - это вряд ли. Между тем, если в Коле, ситуация благополучная, то в Печенге, увы - нет. Поэтому ученым так важно было знать - где именно появилась на свет рыба, добываемая у норвежских берегов.
Когда запас в критическом состоянии — дополнительная нагрузка может его подорвать. Это экологическая сторона проблемы. Есть и экономическая. Россия вкладывает средства в охрану и искусственное воспроизводство атлантического лосося. Поэтому считает рыбу своей. Главный аргумент норвежцев — традиционность промысла для коренного населения. Один из возможных компромиссов — изменение даты открытия лова у берегов Норвегии. К 1 июля большая часть российской семги успевает пройти Варангер-фьорд - место, где наиболее активно ведется добыча.
Заведующий лабораторией биоресурсов внутренних водоемов ПИНРО Сергей Прусов пояснил: «Если норвежская сторона примет наши предложения и начнет промысел не с 1 июня, а с 1 июля, то мы сохраним и наиболее крупных лососей, которые мигрируют в это время через территориальные воды Норвегии в российские реки».
Тем же целям, сохранению крупных представителей вида, послужит и запрет на жаберные сети. Им на смену должны прийти ловушки, не отсеивающие мелкую рыбу. Тогда популяция меньше будет страдать от изъятия сильных особей. Уловов хватит многим поколениям рыбаков. А шанс поймать свою большую рыбу у всех станет чуть-чуть больше.
Даниил Киселев говорит: «Первый раз. Решил попробовать. Папа позвал - согласился. Интересно. Мне понравилось. Поэтому будем чаще выезжать». Власти Норвегии сейчас рассматривают возможность изменения сроков промысла с 2016 года, и введения запрета на жаберные сети с 2018. В Росрыболовстве считают, что меры эти принимать нужно раньше.
