Накануне этого знаменательного события НИА продолжает публиковать серию материалов, посвященных истории становления города и градообразующего предприятия – комбината Североникель.
Наш очередной сюжет познакомит читателей с Анатолием Петровичем Андреевым.
Анатолий Петрович – один из самых любимых старожилов Мочегорска. И несмотря на то, что родился далеко от Заполярья, приехав сюда много лет назад, стал настоящим северянином, отдал Городу металлургов и комбинату «Североникель» лучшие годы жизни. Он – представитель того поколения, той плеяды людей, для которых честь и совесть – образ жизни. Именно они сейчас стали примером для молодежи, их любят, на них равняются.
Родился Анатолий Петрович 10 ноября 1929 года в Порховском районе Псковской области, в деревне Воротцы. «Я в семье был первенец, -вспоминает Анатолий Андреевич, - после меня было еще четверо детей. Отец, Петр Андреевич Андреев, совсем молодым вступил в колхоз. Работал честно, от зари до позднего вечера, дурных привычек не имел. И, как произошло с большинством честных крестьян, попал под раскулачивание. Дедушку по матери постигла та же участь. Он родился и жил в той же области, в селе Силово. После раскулачивания, дедушку с тремя дочерьми сослали в Хибиногорск, а мама, Евдокия Петровна, уже была замужем и осталась в колхозе».
Тяжело переживала Псковская область годы войны. К 1941 году исполнилось Анатолию Петровичу 11 лет.
«Я прожил три с лишним года под оккупацией, - рассказывает Анатолий Петрович, - наша деревня была оккупирована уже через три недели после начала войны. Не дай Бог пережить кому-то из ныне живущих то, что пережили мы. Мне не было еще и двенадцать лет, когда началась война. Мы, дети, вместе со взрослыми, у кого кто остался дома, не ушел на фронт, копали в огородах окопчики. Помню, как с соседским мальчишкой, который был на 2 года старше меня, сидели в окопчике, и мимо нас проходили обозы с фашистами, шедшими на станцию Дно, а далее - на Новгород. В каждом доме нашей деревни жили по 2 семьи, до оккупации к нам приехали переселенцы с фронтовой полосы. Собрали нас фашисты, старых, малых, молодых - всех, в два дома, заперли и готовили к сожжению заживо. Двенадцать часов держали они нас. С окрестных деревень по области тогда много людей забирали и сжигали. Но делали они это не сразу, им явно нравился плач малых детей в домах, боль в глазах стариков. Но мы, кто были постарше, не плакали. Смело смотрели в глаза врагу. Нас спасло то, что близко к нашему селению подошли войска красной армии, оснащенные «Катюшами» и тремя танками. Понимая явный технический перевес за нами, немцы побросали все свое вооружение и стали убегать, но перед этим открыли нам двери и погнали на обледенелую речку. Было это в двадцатых числах февраля. Я, мой брат и отец пролежали на льду восемь часов. Фашисты расстреливали автоматными очередями всех, кто поднимал голову. А мама с маленьким сыном и дочкой оказалась у соседей. Там у хозяина был большой окоп, где они прятались. Когда в деревню только пришли немцы, моего отца, как бывшего бригадира и заместителя председателя колхоза, выбрали старостой. В должности старосты он познакомился с партизанами и активно участвовал в партизанском движении, немцы об этом не догадывались. На третий год нашей оккупации, когда крестьяне собрали урожай, немцы решили отобрать все собранное. Тогда отец отправил маму к партизанам, чтобы она передала им план по спасению урожая. А план был вот какой: когда стемнеет, они приедут с обозами и откроют большую стрельбу. Папа сказал, что открывать дверь в амбар ключами нельзя, нужно взломать их кувалдами и забрать весь урожай. Так и сделали. А когда явились немцы, амбары были пусты. Было это в 1943 году».
С девяти лет трудился Анатолий Петрович в колхозе, совмещая тяжелый крестьянский труд с учебой в школе. До войны успел окончить только 4 класса. А когда деревню оккупировали немцы, школы не стало. На долгие и тяжелые годы войны пришлось прервать учебу не только ребятам из деревни Воротцы, но и со всех окрестных, оккупированных врагом деревень. Работа в поле почти круглыми сутками, с короткими перерывами на сон, продолжалась.
«Когда немцы бежали, - продолжает рассказ Анатолий Петрович, - у нас сразу образовался колхоз, отца забрали на проверку в Тулу, на 7 месяцев, на угольные шахты. Мы собрали все необходимые бумаги и свидетельства очевидцев, что все годы оккупации, он не только не предал Родину, не помогал врагу, но и был активным участником партизанского движения. Отец вернулся домой. Так родители всю жизнь и прожили в колхозе. Умер отец на 87 году жизни».
Когда колхоз снова образовался, школы по-прежнему не было. Все трудились в поле. Весь деревенский скот угнали фашисты. Осталась одна брошенная трехногая лошадь. В работе толку от нее не было. Но о ней заботились. Она свободно паслась в лугах, как память о том, что когда-то это была богатая на скот деревня. Люди тогда сами запрягались в телегу с плугом по 5-8 человек и вспахивали землю. В помощь крестьянину были только лопаты и вилы, работали вручную. Петр Андреевич, будучи председателем колхоза, все время думал, как вернуть деревне былую силу, как снова развести скот. Скот стоял дорого, а денег в колхозе не было. Все было разворовано врагом. И вот узнал председатель, что в цене хороший лен. Продав его, можно купить скот. Всем колхозом взялись за это, отдавая все силы, вырастили богатый урожай качественного льна. Сдали лен государству. Так колхозу удалось заработать определенную сумму денег. В Эстонии купили 6 овец и три лошади. Так обживался колхоз.
«В 1953 году, - вспоминает Анатолий Петрович, - чтобы освободить от армии вчерашних фронтовиков, призвали нас. Это был первый весенний призыв. Распределили нас в Карелию, в город Кемь. Вместе с нами служить отправились парни из Вологодской и Новгородской областей. Я прослужил три года и семь месяцев. Тогда в Петрозаводске была организована военная автошкола, и мне посчастливилось туда попасть. Изучали мы девять марок машин. Только большим начальникам-механикам нужен был тот уровень знаний, который давали нам, солдатам-срочникам. Как только я вернулся в часть, мне выдали машину, и тут началась моя водительская карьера, как сейчас говорят. Через три месяца я снова оказался в Петрозаводске, мы тянули линии связи. Потом на станции Кочкома строили линии связи в Костомукшу, что на финской границе. Первая машина, которую мне дали в Мончегорске - ГАЗ 53. Небольшой самосвальчик, на котором мы возили кварцит».
После демобилизации Анатолий Петрович вернулся в деревню. Чудом удалось получить паспорт (тогда жителям деревень и сел паспортов не давали, дабы ограничить возможность выезда, и тем самым принудить «поднимать» сельское хозяйство). В Мончегорск, где жила сестра мамы, Анатолий Петрович приехал накануне нового года, в 1953 году. Тетя неоднократно звала племянника жить в Мончегорск, еще когда он служил в армии. Там можно было получить работу на комбинате, что гарантировало получение жилья, стабильную заработную плату и прочие, как сейчас приято говорить, «социальные гарантии». За три месяца все необходимые комиссии были пройдены, и молодой, но уже опытный водитель, был принят в АТЦ шофером. Сразу дали и общежитие, в котором Анатолий Петрович прожил 4 года. Через 4 года встретил будущую супругу, женился. Так как общежитие было только для мужчин, жить супругам было негде.
«Все жили в бараках на улице Строительной, - рассказывает Анатолий Петрович, - по 10 коек стояло рядами. Девушки - в своих бараках, а ребята - в своих. Все парни, в основном, после армии. Когда я впервые приехал в Мончегорск, асфальтированной дороги не было. Для чистки дорог были приспособлены «утюги» - сваренные углом рельсы на толстом металлическом днище, нагруженном камнями. Дорог было раз в 7 больше. Чтобы поехать в отпуск, на маленьком катере добирались до станции Имандра, там садились в поезда. В пятидесятые, когда активное строительство города только начиналось, было выделено пять новых машин. Дорог толком не было, на работу переправляли на лодках через ручей, на Мончу. На 33 километре была конюшня, при мне там было 130 лошадей. На них вывозили все отходы. Зимой на санках, летом - на телеге. На проспекте Жданова было 7 домов по четной стороне и 4 дома - по нечетной. Пленные немцы достраивали Дом Металлургов и Дом техники. Еще много было лагерей с военнопленными. Они строили город и работали на руднике под землей. Много было старых деревянных двухэтажек на 2 подъезда. Мы получили комнату в таком доме. Комбинат помог нам с супругой наше первое жилье на улице Красного Спорта (ныне им. Клементьева), на втором этаже в коттедже мне дали семиметровую комнату, там появилась моя старшая дочь, тесно было очень, иногда теща приезжала в гости. Холодно было. Благодаря тому, что работал на машине, мог по дороге домой возить дрова. Водопровода не было, что принесешь в ведрах с колонки, а колонка была за триста метров от дома, тем и пользуешься. Использованную воду нужно было выносить на улицу, так как канализации тоже не было. Но, было электричество и печка, которую надо было топить 5 раз в день. Печка топится, а мы из ковшика воду на стенку поливаем, чтобы не загорелась. Так мы прожили полтора года, и наш дом сдали на капремонт. Мы с женой получили жилье в бывшем бараке. Так мы прожили тоже года полтора, а потом наш дом отремонтировали и сказали возвращаться, но я подумал, куда мне в семиметровую комнату такой семьей. Потом, с помощью знакомого, удалось въехать в 22-метровую комнату. Там мы жили долго, лет 15. За это время у нас родилась вторая дочь. Мне удалось получить еще одну комнату и выменять на квартиру кирпичном доме, в которой живу по сей день. Позже ко мне из деревни приехал брат, поступил в ФЗО и тоже остался в Мончегорске. Всем нравилось у нас, кто бы ни приехал. Близко к нашему дому был лес, летом ходили за ягодами. Там, где сейчас Ленинградская набережная и улица Кирова, был «мурманлес», так мы его называли. А на месте нынешней детской поликлиники стоял растворный узел. Были установлены бетономешалки, к ним из близлежащего карьера доставляли песок. Город строился, и потребность в песке была постоянно. Тут же смешивали два сорта раствора - известковый и цементный. Строили дом 11 на Стахановской, это недалеко от Лося. Это был первый дом в городе, на строительство которого выделили кран. А ранее, в основном, все носили женщины за плечами или на носилках. Потом приобрели уже 2 крана. Около Малого Кумужья был построен завод, где производили строительные краны. Отличный был завод. Качество кранов было настолько высоким, что даже приезжали делегации из Ленинграда и заказывали краны. У наших кранов была хорошая грузоподъемность. Когда я позже приезжал в Питер, видел там наши мончегорские краны. Завод проработал лет 20, а потом перестройка, завод закрыли и разворовали. В Мончегорске тогда были уничтожены и разграблены 12 предприятий, среди которых были колбасный, пивной и молочный заводы, птицеферма, животноводческое хозяйство. Рудник закрыли раньше, якобы исчерпали руду. Те, кто там работал, знали, что руды там осталось больше, чем ее достали, но надо было грамотно начинать работать. Пятую шахту закрыли в семидесятые годы, строили ее при мне в пятидесятых. В 1987 году я ушел на пенсию, но перед этим я проработал 12 лет на Белазе, в карьере, и нас сократили. Просидел я дома 5 лет, и тут знакомая по общежитию позвала работать дворником в детском саду, так я проработал 4 года. Затем меня пригласили работать в ЖКУ сторожем, где остался еще на 6 лет. Потом тяжело заболела жена, и я вынужден был уволиться. Итого, в трудовой книжке мой стаж 52 года, из которых 6 лет - еще в деревне. Справку давали только с 14 лет, а фактически работал я с девяти»...
