Геннадий Петрович Ермаков: Я включился в строительство жилья для рабочих, так как многие по-прежнему жили в бараках

Нам удалось встретиться с Геннадием Петровичем в Москве, где он сейчас живет, и из первых уст услышать подробную историю спасения комбината.

У самолета в Мурманском аэропорту Геннадия Петровича встретила «Волга» с номером три нуля три, которая стояла прямо у трапа самолета. Встречал помощник по фамилии Новицкий. «Едем, - вспоминает Геннадий Петрович, - мчимся, скорость километров сто. Дорога мурманская тогда разбитая была. Я попросил остановить, мы вышли я его спросил: ты что, получил задание меня угробить? Разве на таком тарантасе можно с такой скоростью ездить, езжай не больше 50. Подъехали к комбинату, а над ним стоит облако газа и пыли, проехать по дороге не можем - такие ямы, каких я в жизни не видел. Заехали на комбинат, проезжаем цеха, здания все в выбоинах, стекла разбиты, будто в них из пушки стреляли, ни окон не дверей. К управлению завода подъезжаем, а оно в таком же плачевном состоянии. Захожу в кабинет, звоню Петру Фадеевичу»

Обязанности директора комбината тогда исполнял начальник управления  цветной металлургии министерства Виктор Мурашов, а главным инженером работал первый заместитель министра цветной металлургии Л. Козлов. За шесть месяцев их работы ситуация на комбинате никак не исправлялась, долги росли. Геннадию Петровичу дали сводку, и молодой руководитель стал думать, что делать, за что браться в первую очередь? Геннадий Петрович в ту пору уже был кандидатом технических наук, всесторонне подготовленным человеком, наизусть знал таблицу Менделеева, химизм процесса, который мог досконально объяснить. Но комбинат и вся инфраструктура вокруг него была в упадке. Управление тогда уже переехало на сам комбинат.

«Я вызвал начальника транспортного цеха и говорю ему, - продолжает Геннадий Петрович, - а у нас вообще асфальт есть?  Он сказал, что установка давно стоит, но он постарается ее запустить. Я ему говорю, а ты можешь найти людей, которые могут с лопатами разбрасывать асфальт? Он говорит, что таких сколько угодно. Тогда, говорю, создай такую бригаду, чтобы через 10 дней приступили к работе, и дорога была как в Шереметьево. Работа началась и пошла молва: к нам приехал начальник ЖКХ. Но главная проблема была в том, что заразили весь технический процесс и никель получали зараженный свинцом и цинком, из-за этого он не годился для оборонной промышленности, и продать его куда-либо еще, было невозможно. Убыток колоссальный. Прошла первая планерка. Задания суточные были невыполнимые - не было такой возможности. Мне звонят с ЦК и спрашивают, как там ваши дела? Я сказал, что все нормально, я справлюсь. В то время сняли с должностей работников министерства».

Помощи от них не и ранее было. Теперь Геннадий Петрович остался один. «Начинать работать надо, - рассказывает Геннадий Петрович, - мы с секретарем парткома Лебедевым отправились в первый цех разделения файнштейна. И тут я удивился, открывается дверь в цех, и я вижу такую идеальную чистоту, что глазам не верится. Только это оказалась не чистота вовсе, а пролитый файнштейн с содержанием никеля и меди 70%. Весь цех залит на полметра, а там же драгметаллы, там кобальт и все это утекает в канализацию. Иду, а нога все утопает и утопает. Не нужно было быть очень умным, чтобы понять, что все в крайне плачевном состоянии. Начальника цеха и механиков я снял с должности сразу. Пригласил грамотных специалистов с Урала. Днями и ночами восстанавливали оборудование.  Решил я проверить цех электролиза. Сразу в подвал, под электролизные ванны, а там можно было только на лодке плавать. Раствор с содержанием никеля 100 граммов на литр утекает в канализацию, а то, что поднимали, было непригодным. Раствор был зараженным и грязным. Страшно представить, какие были убытки. Начальника цеха, его заместителя и механика я снял с должности сразу и опять пригласил своих бывших сотрудников с комбината «ЮжУралникель». Среди них был мой знакомый академик, Евгений Николаевич Лазовский. Человек был толковый, порядочный, честный, день и ночь работал. Собирал я лучших специалистов страны. Оборудование новое, предназначенное для строящегося цеха на 60 тысяч тонн никеля, хранилось в снегу и в грязи. Тогда я снял замдиректора по материальному обеспечению и тоже пригласил человека с Урала. Идет однажды планерка в 9 часов вечера, уже все расписано по минутам. А начальник медеплавильного цеха Мамаев спит. Цех работает отвратительно. Недодали 12 тысяч тонн меди. И пригласил я на его место Олега Игоревича Хохлова, высокопрофессиональный и ответственный человек. Говорит мне, пожалуйста, не проводите вы каждый день планерки, я сам справлюсь. И он работу в цехе наладил, и смену себе подготовил. Позже я его порекомендовал на должность директора Уфалейского комбината. Там был очень запущенный завод, еще с царских времен. Через два года я приехал, не узнал этот комбинат. Это было современное высокотехнологичное предприятие, как с картинки. Еще моим соратником был погибший в автокатастрофе Алексей Геннадиевич Канфер. До него главный энергетик был никчемный. И я пригласил Канфера с Урала. Хороший был человек, ответственный. Со мной работал по 24 часа. Случился однажды пожар на эстакаде. Нас всех вызвали, он первый примчался, а там никто не тушит. Говорят, пока приказа не будет, что это безопасно, мы тушить не будем. Он сам схватил шланг и все затушил. А так все могло закончиться взрывом. Проработал он года четыре и трагически погиб. Главным механиком я назначил своего давнего соратника из Орска, Владимира Ивановича Чебоненко. Уникальный был специалист, проект мог разработать за ночь. И сам нарисует, и сам осуществит. Однажды, температура на улице опустилась до -45 градусов, и рухнул газоход в два с половиной метра. Это было 1986 году. Но работали мы тогда уже хорошо, у нас запасы были дней на 10 вперед, так что мы могли безболезненно восстановиться. Чебоненко немедленно собрал 300 человек и за 20 дней, под его руководством и при непосредственном участии, собрали новый газоход, подняли, смонтировали и цех запустили. Человек 40 специалистов я привез с Урала. Надо было закончить строительство нового цеха на 60 тысяч тонн. В сумме получается 130 тысяч тонн, такого производителя в мире нет. Я включился в строительство жилья для рабочих, ибо, несмотря на объем жилья, построенный в 60-е и 70-е годы, по-прежнему многие жили в бараках. Мое условие для ЦК было 100 тысяч квадратных метров жилья в год».